ДТП на Зеленом Клине вызвало не только общественный резонанс, но и вопросы - что нужно делать в таком случае.
С Ириной Федоровой, психологом, читатели «БР» уже знакомы. Но если прежде она давала советы по темам, скажем так, спокойным, то очередным поводом для встречи стало резонансное ДТП на Зеленом Клине. Ирина Анатольевна – психолог, работающий не только в кабинете, но и выезжающий на места происшествий, когда требуется помощь специалиста. В частности, она работала утром 31 августа на Зеленом Клине, когда в результате аварии на обводной дороге погибла 27-летняя девушка, с семьей жертвы.
- Ирина Анатольевна, как вы пришли к такой работе?
- Само направление для меня не ново – я работала на телефоне доверия, и многие проблемы, с которыми обращались люди – как раз следствие различного рода ЧП. То, чем я занимаюсь сейчас, это скорее волонтерская деятельность. Мой телефон есть в службе 112, и сотрудники экстренных служб часто дают его родственникам или пострадавшим, которым требуется психологическая помощь. И не только моя помощь. Моя задача – сориентировать человека, куда ему двигаться дальше. Бывают случаи, когда человека нужно «передать» центру социальной помощи, например, женщин, переживших насилие, в том числе и семейное. Бывает, что человеку нужно обратиться за помощью в психиатрическую службу – такое тоже возможно. Так было и в день аварии. Мне позвонили рано утром – нужна помощь, и через пятнадцать минут за мной уже приехали, чтобы отвезти на место ДТП.
- Я думаю, многие уверены, что психологи на месте происшествия - это что-то из фильмов.
- На самом деле в случае крупных ЧП почти всегда на месте работают такие специалисты – те же взрывы, крушения самолетов и прочее. А более локальные происшествия обходятся без них, хотя мировая практика уже перестраивается и, скажем, в Европе или Америке, да и у нас в крупных городах выезд психологов со службами реагирования - это уже норма. Когда мне предложили иногда принимать участие в таких же выездах, я удивилась – была уверена, что в Бийске у таких служб есть штатные психологи. Оказывается, нет. Поэтому согласилась. У меня за плечами есть практика работы с людьми в состоянии посттравматического стресса, и это дает уверенность, что здесь и сейчас действую правильно. Это очень важно.
- Почему?
- Рядом с человеком, у которого случилось несчастье, обязательно должен быть тот, кто будет чувствовать себя уверенно и так же себя вести. И нужно очень точно понимать, что и кому ты говоришь. Ведь есть свои табу.
- Какие, например?
- Это те фразы, которыми мы вроде бы и хотим помочь, а неосознанно только делаем человеку больнее, вызываем и без того лишние сильные эмоции. Например, «Все будет хорошо» или «Я вас понимаю». А еще – «Бог забирает самых лучших». На любую из них первой реакцией будет агрессия. Человек вправе рассуждать – как вы можете меня понять, если это я потерял близкого, а не вы, если это случилось только со мной, а не с вами?! Поэтому нужно добавлять «Я только догадываюсь, что вы сейчас чувствуете». Почти каждый, переживающий шок, думает лишь об одном – как, за что, как можно было это предотвратить. И не нужно человеку перечить. Соглашайтесь с ним во всем.
Потом идет аффективные реакции – агрессия, истерика. В этом случае, как говорит психология катастроф, человека нужно «заземлить» - поэтому по телевизору мы часто видим, что таких людей сразу укрывают одеялом. Ну, или хотя бы взять человека за руку, если он вас не отталкивает. Только надо предупреждать о своих действиях. Можно прижать человека к себе, потому что когда начинаются неосознанные действия, он может даже повредить себя.
- Как долго человека нельзя оставлять в такой ситуации?
Близкие боятся, что человек может что-то сделать с собой. Поэтому мой совет – не оставлять его хотя бы неделю – точно. Кто-то должен быть и день, и ночь рядом. Вы можете даже не говорить, если у того человека нет потребности. Просто следите за ним. И даже когда вы его оставляете, заглядывайте почаще. У нас хотя и говорят «Если что – звони», обращаться за помощью не принято. И человек в таком состоянии никогда не позвонит, не надо этого ждать. Кому-то, напротив, неловко приходить самому. Он думает: у человека горе, зачем я там нужен со своим визитом. Нужен! Это уже помощь. Уже потом, когда спадет шок, когда человек привыкнет к мысли о потере, нужно будет в нем «будить» смысл жизни. Это то, что мы называем ресурсами – это семья, прежде всего. А может появится и новый, маленький, которого сначала человек, вполне возможно, не примет. Людям, которые теряют супругов, я советую завести домашнее животное - лучше небольшую собачку, которая будет суетиться, радовать, с которой нужно будет гулять. Многие дети интуитивно так и поступают – дарят родителем щенков.
- Помимо непосредственных участников подобных происшествий и родственников пострадавших, есть и совершенно случайные люди, которые были либо свидетелями, либо и вовсе увидели все в тех же социальных сетях. Можно предположить, что есть люди особо впечатлительные, на которых увиденное тоже скажется?
- Да, такое бывает. Больше скажу – есть и те, кто даже теряет сон, «примеряя» ситуацию на себя или свих близких. Возможно, эти люди вспоминают какую-то свою травму. И даже если подобных эпизодов в биографии не было, мы ведь не роботы – относиться с сочувствием даже к незнакомым людям для нас нормально. И это хорошо – это те ценности, которые не утеряны. Вы обратили внимание, сколько было людей, которые пересылали друг другу видео с и ДТП, и с последствиями. Для многих сегодня получение новых острых ощущений, эмоций –
это как для альпинистов – надо выше и выше. И что плохо при этом, подобные видео они, желая поделиться своими ощущениями, пересылают и тем, кто вовсе ничего подобного видеть не хочет. А на него со всех сторон сыплется этот негатив. Тут совет только один – стараться проматывать свою новостную ленту, не вчитываясь и не вглядываясь.
- А почему всегда так много постов о подобных происшествиях? Ведь даже когда на улице мы видим аварию или что-то подобное, многие достают камеры и начинают снимать.
- К сожалению, это сегодня становится нормой. Что движет людьми? – Как правило, желание поскорее разместить все в соцсети, собрать лайки, как говорится - хайпануть. Знаете, это как альпинисты – которым чем дальше, чем больше адреналина хочется. Главный минус этого – обилие информации о негативных событиях заставляют воспринимать их как нечто обыденное. Хотя в этом тоже может быть свой плюс, возможно, эти видео и фото как-то смогут помочь правоохранителям. А вот просто подойти и спросить, как вы себя чувствуете, нужно ли вызвать скорую – решится не каждый. Потому что это ответственность. И здесь мы наблюдаем эффект толпы – каждый думает, что кто-то другой обязательно поможет, а я пойду. Но если человек будет единственным свидетелем какого-то происшествия, он, как правило, поможет, потому что переложить эту ответственность будет не на кого.
- Еще одна сторона соцсетей – тотальная агрессия по отношению к виновникам. Часто там призывают и убить, и отравить.
- Это то, что называется народный суд. И первая реакция людей – наброситься на виновника, в том числе и вербально. Понятно, что каждому жаль жертву. И сколько звучит слов, что вот хорошего человека теперь нет, а какой-то бомж или пьяница жив. Это не правильно. Дорога каждая жизнь. Но заметьте, если люди говорят, что на месте пострадавших может оказаться любой, то на место виновников никто себя не ставит. А ведь они тоже наказали и себя, и свою семью заодно. Нужно понять одно: никто не хочет ни убивать, ни быть убитым.
Если никто не хочет убивать или быть убитым, то чем думал тот мудак что сел за руль пьяным? Почему он будучи не хотев никому навредить не остановился по требованию сотрудников полиции? Зачем продолжал пьяный гнать? Тут два пути: либо ты труп, либо кто то другой. Когда ты в принципе сел за руль машины ты должен понимать, что даже трезвый ты либо убийца либо жертва. Но никто об этом не говорит. Почему нет бесед с психологом в автошколах? Почему мы всегда боремся с последствиями, а не предупреждаем их?